В конце апреля в Северо-Западном территориальном управлении Росрыболовства сменился глава. Врио руководителя стал Андрей Яковлев. «Корабел.ру» воспользовался поводом для того, чтобы встретиться с ним и побеседовать о насущных вопросах, живо волнующих не только рыболовную или судостроительную отрасли, но и простых россиян. Ведь у нас что за стол без рыбки, что за дом без удочки и что за фольклор без рыбацких историй?

— Андрей Владимирович, давайте начнем с динамики показателей вылова. Северо-Запад неоднороден, разные регионы развиваются в нем по-разному. Где сегодня явно наметились успехи, а где идет стагнация или даже откат?

— На территории подведомственной Северо-Западному территориальному управлению объем добычи составил 273 тыс. тонн. Если нужна конкретика и динамика — что ж, давайте посмотрим по регионам отдельно показатели за последние пять лет.

Ленинградская область — в 2012 году было примерно 14,5 тыс. тонн, в 2017 г. выловили 23 тыс. тонн. Здесь, как видите, идет серьезный прирост. Санкт-Петербург тоже в плюсе — было 4,5 тыс. тонн, стало 5,3 тыс. тонн.

По Республике Карелия наблюдается некоторое снижение с 91,3 тыс. тонн до 83,3 тыс. тонн. Архангельская область слегка откатилась — со 142,2 тыс. тонн до 139,6 тыс. тонн. Ненецкий автономный округ прибавил — с 13,5 тыс. тонн до 15 с небольшим тысяч. Псковская область — было 3,6 тыс. тонн, стало 3,4. Новгородская — 2,4 тыс. тонн в 2012 г. и 1,9 тыс. тонн в 2017-м.

Вологодчина пробила тысячный барьер — с 860 тонн доросла почти до 1,1 тыс. тонн. И, наконец, Республика Коми, которая пять лет назад вылавливала 272 тонн, сегодня показала результат в 262 тонны.

Чтобы вы правильно понимали, этими регионами наша зона ответственности исчерпывается. Ни Мурманск, ни Калининград в нее уже не входят.

— Какие виды рыбы ловите преимущественно?

— Основные виды в Белом и Баренцевом морях — это треска, камбала, морской еж. Балтика — это килька, салака, в меньшей части судак, немножко миноги в реках и, естественно, не без корюшки. Чудское озеро — это лещ, ряпушка. Остальные водоемы — стандартно: щука, лещ, судак.

Из значимых событий — по Балтийскому морю в прошлом году произошла переоценка запасов кильки, салаки. Она была увеличена где-то на 20%, что привело к небольшому росту общих запасов в 2017 году по сравнению с 2016-м.

— Раз вы коснулись темы биологических ресурсов в море, хочу задать вам один вопрос. Пару лет назад, когда как раз обсуждалось строительство судов под квоты, мы были в Мурманске в ассоциации рыбаков. Разговор зашел о квотах, и прозвучало такое мнение: вот понастроим сейчас судов, а что — разве есть какие-то дополнительные квоты, которые под них дадут? Те, что есть, и так полностью выбираются уже существующим флотом. Что ловить-то новым судам?

— Это вопрос двоякий. Пока мы будем долавливать рыбу на советских судах, мы в нашу экономику ничего не привносим, потому что они дают очень малую добавленную стоимость. У нас основной продукт экспорта — это заморозка, самое простейшее, что только есть! Второй момент: эти суда уже морально устаревшие, они просто во многом не соответствуют требованиям безопасности. Механизм инвестквот был придуман именно для того, чтобы обновить этот флот. Потому что сейчас компании зарабатывают деньги, ставя под угрозу жизни людей и не развивая экономику страны.

Инвестквоты, подразумевающие увеличение долей тем предприятиям, которые закладывают суда и развивают береговую переработку, конечно, всех подстегнули. Насколько я знаю, порядка 30 судов уже строится сейчас на территории России. Заложены в том числе краболовы, несмотря на то, что по крабу у правительства пока нет распоряжений. Но у рыбодобытчиков уже сформировалось доверие, они заранее закладываются, потому что понимают — будут применены аналогичные механизмы.

— А какие виды рыбопродукции вообще квотируются?

— Все те, которые экономически выгодны. Треска, сельдь, скумбрия, тунец, мойва, щука, корюшка, даже судак относится к квотируемым. Не квотируются частиковые, сорные рыбы. На них устанавливается рекомендованные объемы вылова, которые тоже в принципе не должны превышаться, потому что нельзя их изымать полностью — для кого-то это кормовая база, нарушится баланс экосистемы. Как только мы видим по отчетности, что объемы вылова превышены, данный вид просто закрывается. Так, допустим, происходит по корюшке.

— И начинают к нам везти ее с «вражеских» островов. В магазинах лежит импортная...

— Я думаю, честно говоря, что это все равно наша корюшка. Просто существуют проволочки в документообороте, которые сейчас будут устранены с введением системы «Меркурий». В кулуарах рыбаки всего этого побаиваются, потому что все понимают — эта корюшка фарерская только по документам. Иначе бы ее просто экономически нецелесообразно было везти сюда.

— Давайте тогда поговорим о ценах. Кого ни спроси, у всех есть ощущение, что цены завышены. И мало кто понимает, из чего, в принципе, состоит цепочка, по которой рыба попадает на стол к конечному потребителю.

— Проблема существует, и не только в рыбной отрасли. Если говорить о местной рыбе, то основным узким местом цепочки поставки является наличие многочисленных посредников между рыбодобывающими организациями и конечным потребителем. Как результат, цена рыбы на пирсе отличается от цены на прилавке в разы.

У нас очень мало рыбодобывающих компаний, имеющих собственные торговые площади. Как правило, улов продается посреднику. В то же время заключить напрямую договор с торговой сетью достаточно сложно из-за жестких условий поставки, которые рыбаки обеспечить не могут из-за сезонности, и им грозят штрафные санкции.

— Смотрите, в судостроении, в судоходстве наблюдается некоторый спад. Мировой кризис, нефть дешевеет, производство падает, кругом беда. А рыба только дорожает и дорожает, причем не первый год. Она системно дорожает на протяжении многих лет во всем мире.

— Мы не Федеральная антимонопольная служба, мы не можем регулировать цену на прилавках. В свое время Росрыболовство анализировало для Аркадия Дворковича цену закупки. Многие виды — скажем, килька, салака — подорожали процентов на 25-30 за три года. Инфляция несоразмерная. При росте 30% на сдаче цена вырастает в конечном продукте в два раза. Что бы могло помочь, с моей точки зрения как человека, который получил экономическое образование? Это рыбная биржа. Все об этом говорили, но почему-то это так и не было реализовано.

— Потому что тому, кто может это сделать, невыгодно. А те, кому выгодно, сделать не могут.

— Плюс, конечно, очень большие входные барьеры. Когда мы проводили совещание по подготовке к корюшковой путине, там присутствовали представители субъекта Федерации, потому что стимулирование продаж — это именно уровень субъекта, они должны этим заниматься. И рыбаки, конечно, поднимали этот вопрос. Им говорили: почему вы не выходите в тот же «Ашан»? Рыбаки объясняют, что не могут обеспечить постоянство поставок. Задул ветер, льдом заставило судно — все, рыбак попадает под санкции.

Второе, у многих сетей, ни для кого не секрет, есть пункт договора, по которому то, что они не реализуют, возвращается обратно. Администрация Ленинградской области провела очень большую работу — по распоряжению губернатора на территории региона все договоры с таким пунктом были отменены. То есть все риски перегрузили на сети, как и должно быть. Потому что иначе их несет рыбак.

Словом, вы видите, что цепочка очень большая и проблемная. Я слышал, доходит до того, что рыбаки на Финском заливе зимой надергают корюшку из лунок, а потом проходит снегоход с санями и прямо на месте берет улов за наличку там по 20-30 рублей. А в магазинах потом по 200-300 рублей она продается.

Сейчас с системой «Меркурий» число посредников должно уменьшиться, потому что все будет прослеживаться. Вы сможете, считав QR-код с корюшки, как бы смешно это ни звучало, увидеть, где, когда и кем, каким предприятием она выловлена, сколько посредников было.

— А зачем мне знать, за сколько рыбак ее продал? Мне надо, чтобы она здесь и сейчас была не по 200 рублей, а по 30. Может быть, надо создавать инфраструктуру?

— Это опять же вопрос о рыбной бирже. Причем возглавить этот процесс должны все-таки сами субъекты. Федеральными программами предусмотрено стимулирование лишь в рамках погашения части процентной ставки, полученной в российских банках. Остальные деньги доводятся непосредственно до субъектов, и каждый из них сам распределяет, в какую программу он их вложит.

— А бизнес в рыбный рынок пытается вклиниться? Не на уровне бандитизма, а цивилизованно?

— Бизнес хочет, но очень много входных барьеров.

— Так может ваша задача как раз эти барьеры снимать?

— Мы к продаже вообще никакого отношения не имеем. Мы можем только как-то облегчить добычу предприятием. А всем, что касается дистрибьюции, должен заниматься субъект. Ленинградская область действительно старается своими распоряжениями, своими постановлениями дать доступ рыбаку на прилавок.

Мы можем влиять на переработку — косвенно, за счет тех же инвестквот. Вы же понимаете, почему стоит избегать слов «квоты под киль»? Именно потому, что в них включена еще и береговая инфраструктура и перерабатывающие заводы. То есть если предприятие развивает переработку, увеличивает добавленную стоимость на территории субъекта РФ, оно тоже получает квоты.

— Инвестиционные квоты ввели, но они распространяются на крупных игроков или, по крайней мере, ими воспользовались именно они. Что делать мелким? Вообще, интересны ли они Росрыболовству и в принципе рыбной отрасли? Будут ли их поддерживать?

— Конечно, интересны все люди. Для депрессивных районов самостоятельные рыбаки с маленькими беспалубными лодочками — это настоящее спасение. И мы их, разумеется, поддерживаем, хотя опять же считаем, что в таких случаях должна больше помогать местная администрация. С той же отчетностью, как минимум.

Нам много рыбаков прямо говорит — хотим ловить, но не понимаем ничего в документообороте. Как регистрироваться, как предоставлять отчетность, куда письмо отправлять? Администрация здесь бы могла помочь — выделить одного человека, который бы консультировал, подсказывал.

— На самом деле вопрос немножко про другое — не про одиноких дедушек-рыбаков на моторках, а про маленькие фирмочки с маломерными судами — до 30 метров длиной. Для них немыслимо позволить себе обновить судно, потому что почти весь доход идет на обслуживание имеющегося — за вычетом минимального навара. И вот для таких рыбаков заказать бы несколько десятков судов, а потом сдавать им в лизинг. Разве державе это не было бы полезно?

— Действительно, инвестквоты были ориентированы именно на крупные компании, поэтому они ими и воспользовались. Такой шаг был совершенно логичным, поскольку он даст наибольший экономический эффект. Но маломерный флот ни в коем случаем не забыт, просто все делается поэтапно. Сейчас государство должно проанализировать уже принятые меры, оценить эффект. Дальше начнется выработка рекомендаций по поддержке менее крупных игроков.

— Многие страны, даже не имеющие большого промыслового потенциала, удачно закрывают для себя рыбную тему, развивая аквакультуру. Что и где у нас делается в этом плане?

— По России Северо-Запад в плане аквакультуры занимает второе место среди федеральных округов, сразу после Юга. Основной производитель этой продукции у нас — это Карелия, где выращено почти 25 тыс. тонн разновозрастной рыбы. При том, что общий объем по всей нашей территории — порядка 35 тыс. тонн. Ленинградская область достигла показателя около 9 тыс. тонн. В основном производят форель — на 95%. Остальное — карп, немножко сиг.

Другие территории — Новгородская, Псковская, Вологодская и Архангельская области, Республика Коми — не так развиты в сфере аквакультуры. Их объем производства не превышает нескольких сотен тонн по каждому из регионов.

При этом предприятиям оказывается господдержка. За прошлый год она составила 83,5 млн рублей, которые были выделены из федерального и областного бюджетов.

В пользование хозяйствам рыбоводные участки передаются на аукционах. За 2017 год таких аукционов было 14. Для интереса — самым востребованным оказался участок площадью 9,6 га, расположенный в акватории Остерозера в Медвежьегорском районе Карелии. За него была выложена сумма в 1,5 млн рублей при начальной стоимости в три тысячи! А всего за счет аукционов госбюджет выручил порядка 8 млн рублей.

— Смотрите, вся Норвегия по численности населения сравнима с Ленинградской областью. А объем производства аквакультуры какой?

— Когда вы сравниваете, необходимо учитывать все нюансы. У нас все намного строже с экологией, потому что нельзя забывать — любая ферма загрязняет водоем. Норвежские фьорды глубоко промываются, и там к этому вопросу отнеслись очень легкомысленно — все уходит в океан и ладно. И чем это закончилось? Они заразили проходящие мимо дикие стада лосося. Об этом мало говорят, но норвежцы не только из-за санкций не могут сейчас никуда поставлять рыбу. Проблема еще и в том, что там очень тяжелая экологическая ситуация.

— Тем не менее, согласитесь, объемы у нас скромноватые и по-хорошему их надо очень сильно наращивать. Есть ли такая перспектива?

— Безусловно есть. Более того, как раз в последние годы эта отрасль значительно прибавила темпы, в связи с санкциями и политикой импортозамещения. Если говорить по конкретике, то на Свири реализуется большая программа — хозяйство увеличивается. Новгородская область в прошлом году на Пятигорском экономическом форуме подписала проект, по которому за три года намеревается выйти на отметку в 4 тыс. тонн аквакультуры. Для сравнения, сегодня она производит 808 тонн.

Будущее за установками замкнутого водоснабжения, это уже признал весь мир. Конечно, это дорого, но если будет продолжаться та экономическая ситуация, которая сложилась сейчас в результате санкций, то это себя полностью оправдает. Почему сейчас начала дорожать карельская рыба? Потому что хозяйства берут больше участков, наращивают производство каждый год примерно на 16%. Но в итоге они должны насытить рынок, и цены пойдут вниз. Кроме того, существуют разные региональные программы субсидирования кормов, закупки посадочных материалов.

— В прошлом году впервые в Петербурге прошел Международный рыбопромышленный форум. Как оцениваете его итоги?

— Форум, на мой взгляд, удался — он был достаточно масштабным и продуктивным. Участие в нем приняли более 1600 человек, причем почти половина из них – зарубежные эксперты, руководители и представители отраслевых ведомств ведущих рыболовных держав. Иностранных делегаций было около двадцати.

Пожалуй, важнее всего то, что в ходе форума были подписаны очень серьезные соглашения. Например, Северо-Западный банк Сбербанка и «Мурмансельдь-2» договорились о стратегическом сотрудничестве. Как вы знаете, речь идет об инвестиционном проекте по строительству строительству четырех современных рыболовных морозильных траулеров на мощностях ЛСЗ «Пелла».

Или похожий договор между «Альфа-банком» и ГК «ФЭСТ» — по нему на той же «Пелле» будет строиться два рыбопромысловых судна. Стоимость инвестиционного проекта составляет 66 млн евро. Завершить строительство планируется в 2020 году. Траулеры будут работать в Баренцевом море на промысле донных видов рыб, в числе которых треска, пикша, палтус, донный морской окунь. Технические характеристики судов позволяют добывать до 10 тыс. тонн биоресурсов ежегодно.

Знаковым стало соглашение о строительстве первого в России и на всем пространстве СНГ завода по производству рыбной муки. Его подписали в рамках форума Южно-Курильский рыбокомбинат и норвежско-таиландская компания по производству прибрежных рыбоперерабатывающих комплексов. Завод построят в Южно-Курильске, это Сахалин. Оборудование будет изготавливаться в течение шести месяцев в Германии, Норвегии и Таиланде. Уже в сентябре 2018 года начнется прогон оборудования. На заводе будет работать 30 человек.

И еще один ключевой для нас момент — решение о создании при вузах Росрыболовства тренажерных комплексов. Об этом договорились в рамках форума вице-премьер Аркадий Дворкович и руководитель Росрыболовства Илья Шестаков с главой компании BAADER Петрой Баадер. В чем суть? На Дальнем Востоке и на Северо-Западе России появятся обучающие центры BAADER, где на современном оборудовании будут проходить практику молодые специалисты и повышать квалификацию сотрудники рыбопромышленных предприятий.

— Раз мы коснулись темы вузов, задам последний вопрос. Кричащий, на мой взгляд. Как вы относитесь к передаче ваших учебных заведений в Министерство образования? Мурманский колледж ушел...

— Конечно, это для нас большая потеря — не смогли отстоять, к сожалению. Я говорю «для нас», имея в виду всю рыбную отрасль в целом, потому что Мурманск, как вы помните, к Северо-Западному управлению вообще-то не относится.

Но драматизировать ситуацию не стоит — есть другие колледжи, и очень хорошие. В Северной столице мы располагаем Санкт-Петербургским морским рыбопромышленным колледжем — это одно из старейших и одно из лучших средних профессиональных учебных заведений рыбной отрасли. У него отличная учебная база.

Особенно хочу отметить, что на его территории есть свой тренажерный центр, работающий исключительно для обучения курсантов. В составе центра имеется уникальный навигационно-промысловый тренажер КБ МЭ «Вектор», который предоставляет возможность видеть всю технологию работы практически всех орудий лова под водой.

А что касается практики — здесь курсантам можно только по-хорошему позавидовать. В их распоряжении самые крупные в мире учебные парусные суда «Крузенштерн» и «Седов». После успешных рейсов на них практиканты получают рабочие профессии матроса, моториста, рефмашиниста.

Благодаря этому, колледж сумел организовать для них годичную практику на судах рыбной отрасли — в основном на Камчатке и в нашем, Северо-Западном, регионе. В итоге курсанты за время учебы успевают набрать плавательный ценз и сразу после выпуска оформить рабочий диплом. По итогам выпуска 2017 года такую возможность получило 87 процентов выпускников морских специальностей. Это самый высокий показатель среди всех морских учебных заведений страны.

Источник: Корабел.ру