Руководитель Федерального агентства по рыболовству Андрей Крайний в эфире Русской службы новостей

Слушать

А. ОНОШКО: У нас в гостях Андрей Крайний — руководитель Росрыболовства. У микрофона Анастасия Оношко. Здравствуйте.

А. КРАЙНИЙ: Здравствуйте, Анастасия.

А. ОНОШКО: Первый мой вопрос: от стола от новогоднего селедка под шубой, наверное, самое, да, популярное, как Вы думаете?

А. КРАЙНИЙ: Ну, из рыбных, наверное, да.

А. ОНОШКО: Чья у нас селедка?

А. КРАЙНИЙ: У нас селедка российская, у нас селедка атлантическая, селедка дальневосточная и у нас селедка норвежская еще.

А. ОНОШКО: Продается на прилавках.

А. КРАЙНИЙ: Да, конечно. Мы вылавливаем, но т.к. Россия — это для селедки рынок номер один в мире, мы потребляем больше всех селедки, больше полумиллиона тонн Россия потребляет селедки…

А. ОНОШКО: А с точки зрения биологической это сельдь называется, правильно?

А. КРАЙНИЙ: Да, herring — по-английски сельдь. Да. Есть еще мелкосельдевые, ну, в общем, сельдь.

А. ОНОШКО: Мы самый главный рынок сбыта и есть. Сами ловим, сами едим.

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, мы настолько много едим, что, несмотря на все богатство рыб, которые в наших водах водятся, нам не хватает селедки. Мы покупаем селедку у норвежцев. Немножко закупаем в Исландии. Дело в том, что многие причины этому способствуют. Ну, две назову самые главные. Первая причина — селедки в Атлантике становится меньше. Это наш такой традиционный район промысла, где мы ловим вместе с норвежскими островами, с Исландией, Норвегией, с Евросоюзом. Объективно меньше становится популяция.

А. ОНОШКО: Почему? Неправильно…

А. КРАЙНИЙ: Ну, это вопрос такой, на Нобелевскую премию тянет. Потому что, ну, такие ситуации происходят в природе, когда популяция какой-то рыбы вдруг начинает расти стремительно, потом вдруг наступает некое плато, такое равновесие, когда популяция из года в год на одном уровне, потом может начаться снижение. Это одна причина. Вторая причина, и это обусловлено может быть чем угодно, а вторая причина — много ловили селедки в последнее время, в прошлые годы. Все ловили. Не только мы.

А. ОНОШКО: А кто сейчас нам дышит в спину в смысле потребления сельди?

А. КРАЙНИЙ: Потребления? Ну, понимаете, мы страна просто большая. Дело в том, что…

А. ОНОШКО: Народу-то не много.

А. КРАЙНИЙ: Смотря с чем сравнивать. Если с Китаем и с Индией, то немного народу. Если с Голландией, где потребление селедки тоже имеет многовековую историю, то понятно, что Россия в несколько раз больше и по площади, и даже по населению. Ну, Норвегия — смешно сравнивать. В разы. Так что по большому счету нам никто в спину не дышит, но, тем не менее, повторюсь, ее меньше становится, селедки в Атлантике. Слава Богу, что за последние 2 года выросла популяция селедки на Дальнем Востоке в Тихом океане, в наших морях: в Охотском и в Беринговом. И сейчас мы увеличили улов селедки на 120 тысяч тонн. И очень надеемся на то, что вот сейчас промысел как раз, когда как раз мы с Вами разговариваем, когда люди садятся за праздничные столы, сегодня, вчера, завтра, в новогоднюю ночь рыбаки будут работать в море. В Охотском. В неласковом море, в штормовом. Будут ловить, в том числе, и селедку, которая сегодня на праздничных столах россиян находится.

А. ОНОШКО: Понятно. А мы кроме как ловли, еще как-то можем на популяцию воздействовать? Человек научился? Выпускать там новую сельдь.

А. КРАЙНИЙ: Конечно, мы воздействуем на популяции рыб. Но далеко не всех. Ну, чем мы занимаемся, допустим, в Федеральном агентстве по рыболовству, мы поддерживаем биоразнообразие, помогаем популяциям некоторых рыб, которые испытывают либо антропогенной воздействие, пресс такой человеческий, либо в силу еще каких-то причин, там, браконьерства. Мы выпускаем малька. Ну, например, самое известное, популярное, мы поддерживаем осетровым таким образом, которых хищнически истребляли многие десятилетия. И сегодня благодаря нашим усилиям, усилиям наших ученых, которые разработали методики, технологии, у нас сегодня в Северном Каспии достаточно много осетра молодого, ну, двух-, трехлетнего, осетр долго живет. И становится половозрелым только на 7-8 год жизни своей, когда он икру может давать. Так вот молодого осетра много. И если мы не будем снижать вот этот накал борьбы с браконьерами, а это война настоящая: со стрельбой, с вертолетами…

А. ОНОШКО: А Росрыболовство само по себе владеет, кстати, оружием и т.д., или надо обращаться только в МВД?

А. КРАЙНИЙ: Ну, Вы знаете, ну, во-первых, не МВД занимается охраной водный ресурсов. В морских, морские водные ресурсы охраняет Федеральная пограничная служба России. Что касается наших внутренних водоемов: рек, Байкала, Рыбинского водохранилища и другого — охраняем мы. Мы несколько лет работали над тем, чтобы нашим инспекторам вернули оружие, которое у нас было с 24 года, по-моему. С 1924 года, по-моему. Вышел закон, и вышло постановление правительства. Вот сейчас…

А. ОНОШКО: В этом году, в 2012.

А. КРАЙНИЙ: В эти дни и месяцы мы оборудуем комнаты для хранения оружия, мы подписали соглашения с МВД. И будем у Министерства внутренних дел брать оружие и нарезное, боевое оружие, т. е. настоящие пистолеты, настоящие автоматы, и также будет гладкоствольное оружие, охотничье, так называемое. Так что…

А. ОНОШКО: А зачем, подождите, я вот, как женщина, от имени всех женщин, можно задать вот этот вопрос?

А. КРАЙНИЙ: Конечно.

А. ОНОШКО: Вы мне можете коротко объяснить, чем гладкоствольное от нарезного отличается? Ну, так вот, просто.

А. КРАЙНИЙ: Ну, очень просто. Гладкоствольное оружие стреляет дробью. Такие большие патроны, в которых кусочки свинца или не свинца, а нарезное оружие — это в стволе имеются нарезы такие, по которым пуля разгоняется…

А. ОНОШКО: Пуля.

А. КРАЙНИЙ: Пуля, да.

А. ОНОШКО: И поражающий эффект разный.

А. КРАЙНИЙ: Совершенно справедливо, абсолютно.

А. ОНОШКО: Дробь больше причиняет вреда, но не убивает, да?

А. КРАЙНИЙ: Дробь, ну, дробь — это на птицу. На мелкую дичь совсем.

А. ОНОШКО: А вам зачем, инспекторам тогда такое оружие?

А. КРАЙНИЙ: Охотничье?

А. ОНОШКО: Да.

А. КРАЙНИЙ: Ну, понимаете, какая штука, оружие по большей части, учитывая наш многолетний опыт, у нас до 2024 года было оружие, в основном, конечно, оказывает психологическое. Почему? Потому что в последние годы у нас получалось так, что нашего инспектора, который встречается не всегда ведь на центральной улице города, да? У нас же встречи с браконьерами происходят в безлюдных местах, у нашего инспектора форма и удостоверение. А браконьеров двое или трое. И у них есть оружие. И доходило до того, что нашим инспекторам наносили увечья, повреждения средней тяжести. Доходило до того, что нападали на инспекторов. Скажем, инспектор конфисковывает браконьерскую сеть, затем заваливается толпа браконьеров и начинает требовать вернуть сеть. Понимаете? Доходит до…

А. ОНОШКО: Безобразие. Вот Вы рассказали про сельдь и про то, как у нас защищаются инспекторы. Хотела я еще про так называемую красную рыбу спросить, которая тоже, конечно же, есть на столе.

А. КРАЙНИЙ: Конечно.

А. ОНОШКО: И вот, знаете, была такая история, что говорили, что мы нашу, хорошую продаем, которая в океане самая дикая выросла, куда-то там в Норвегию, а у них, у норвежцев, покупаем то, что на гормонах там выросло.

А. КРАЙНИЙ: Понятно.

А. ОНОШКО: Расскажите, что там.

А. КРАЙНИЙ: Ну, давайте так. Во-первых, не продаем мы норвежцам красную рыбу, практически не продаем. Может быть, кто-то кому-то там…

А. ОНОШКО: Не экспортируем.

А. КРАЙНИЙ: Нет, мы экспортируем. Но не продаем норвежцам. Мы в прошлом году, в 2011 году, достаточно большое количество продали в Китай красной рыбы.

А. ОНОШКО: В Китай?

А. КРАЙНИЙ: Да, именно в Китай. По очень простой причине. Красная рыба в основном, 99,9% - Дальний Восток. Совсем небольшая часть красной рыбы — это дикая атлантическая семга, которая водится в реках Кольского полуострова на севере Мурманской области, но там рыбалка спортивная, т. е. там есть базы спортивные.

А. ОНОШКО: Т. е. это в магазины не идет.

А. КРАЙНИЙ: Больше того, это вообще никуда не идет. Что такое спортивная рыбалка — это рыбалка по принципу «поймал — отпустил». Т. е. рыбаки стоят несколько часов в воде, ловят эту рыбу. Им процесс важнее. Фотографируются с ней, снимают с крючка и выпускают назад в воду, т. е. она живая. Ее не убивают, а уж тем более не едят. Но это то, что касается дикой атлантической семги. Ну, люди постарше помнят ее вкус. Это, конечно, царь-рыба. Дикая семга атлантическая. Она огромная, она очень вкусная. Она, не знаю, как сливочное масло, положить и жевать даже не нужно эту рыбу. Но основная масса рыбы, десятки и сотни тысяч тонн — это Дальний Восток.

А. ОНОШКО: А как она там растет?

А. КРАЙНИЙ: Это горбуша… Она растет в Тихом океане, эта рыба. У нас есть естественные нерестилища, т. е. которые сама природа и Господь Бог образовали, у нас есть заводы — там, где искусственное воспроизводство происходит. Т. е. мы берем икру, она выклевывается в малька, малька выпускают в реку, он скатывается. Есть такое понятие — скат молоди. И уходит в океан. В зависимости от того, какая рыба там выращивается, у горбуши один цикл жизненный, она через 2 года приходит, у киты 4-5 лет цикл жизненный, она возвращается. У красной рыбы есть понятие, чувство хоминга, как говорят.

А. ОНОШКО: Они возвращаются на фабрики, откуда их выпустили?

А. КРАЙНИЙ: Если рыба искусственная, ну, искусственновыращенная, да? Хотя она прожила в естественной среде всю свою жизнь, она не то, что возвращается в ту реку, она пытается в ту трубу запрыгнуть, из которой она выкатилась мальком. Вот это вопрос вопросов: каким образом за тысячи морских миль спустя несколько лет рыба, которая весила 1-2 грамма, возвращается огромной рыбиной…

А. ОНОШКО: Может быть, они полями как-то фиксируют положение?

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, там много удивительного, в красной рыбе. И учение не могут ответь на вопрос «почему это чувство хоминга», почему стадо горбуши или киты, которое скапливается в океане перед заходом в реки в родные, сначала пускаются разведчики, которые проверяют на температуру воду в реке, на соленость. Если вода соленее, значит, рыба будет ждать, пока вода станет более пресной. Если вода холодная или, наоборот, еще теплая, рыба тоже стоит, ждет. Так вот разведчики не возвращаются к стаду назад. Каким образом они передают эту информацию? Почему это стадо сдвигается?

А. ОНОШКО: А куда они, подождите?

А. КРАЙНИЙ: Они уходят дальше по реке.

А. ОНОШКО: Ну, может быть, мы ошибочно поняли, что они разведчики? Может, они не разведчики?

А. КРАЙНИЙ: Нет, нет, нет, все так и просиходит. Это как раз ученые наблюдали много раз. И не один год. Да. Это удивительно. Знаете, когда сталкиваешься с живой природой, то понимаешь, насколько мы а) мало знаем и насколько это великая вещь — природа, насколько человек мал и, в общем, ничего особенного из себя не представляет на фоне. Я Вам приведу пример: со всеми нашими спутниками и буровыми установками, ну, Вы же видите по телевидению какое-нибудь цунами, да? И Нью-Йорк остается без бензина.

А. ОНОШКО: Ну, да.

А. КРАЙНИЙ: Первая экономика мира, казалось бы, огромная, сильная страна. Поэтому… И другой пример по поводу мощи природы: помните, авария в Мексиканском заливе, да? British Petroleum. В течение полутора месяцев ежечасно, ежесуточно выбрасывались объемы нефти в Тихий океан.

А. ОНОШКО: А сейчас там?

А. КРАЙНИЙ: Нет, там все заглушили, нормально.

А. ОНОШКО: А почему в Тихий? В смысле течением относило в Тихий?

А. КРАЙНИЙ: Ну, в океан же. Залив Мексиканский. Это куда же выносит? Это же часть океана — Мексиканский залив.

А. ОНОШКО: Ну, да.

А. КРАЙНИЙ: Так вот возникает вопрос: сколько тонн нефти, или сотен тонн нефти, или тысяч тонн нефти за эти полтора месяца вылилось в океан? Вопрос.

А. ОНОШКО: А разве это не со стороны Атлантики?

А. КРАЙНИЙ: Послушайте, ну, хорошо, Атлантический. Это не имеет значения. Тихий океан, да. С этого побережья, если мне память не изменяет. Но я тогда к другому Вам рассказываю. Название океана не имеет значения. И потом, согласитесь, это достаточно условное деление. Где кончается залив, где начинается Средиземное море — условно. Так вот, вопрос: куда нефть делась?

А. ОНОШКО: Да, куда она делась?

А. КРАЙНИЙ: Океан переработал. Ничего не осталось. Переработал океан. Миллиарды микробов, бактерий полезных, которые живут — все, разложили нефть эту. Нет ничего, понимаете? Т. е. масса воды в Тихом океане 23 в десятой степени. Т. е. это невозможно себе представить эту массу, это количество воды. То же самое было и Фукусимой, когда, помните, весь мир следил за событиями на Фукусиме? Японцы, надо отдать им должное, конечно, великий народ. Как они, с каким терпением они восстанавливали свою страну. Не знаю, в любой другой стране это, наверное, имело бы другие последствия.

А. ОНОШКО: А Вы видели фотографии, где только что после Фукусимы бардак, бардак и машины перевернуты? И до, в середине и после опять, через несколько месяцев опять. Этот же микроавтобус опять стоит в рисовом поле в том же месте, как будто ничего не было.

А. КРАЙНИЙ: Об этом и речь. Так вот. Ни мародерства, ничего.

А. ОНОШКО: Да!

А. КРАЙНИЙ: Ну, дело не в этом. Речь о Фукусиме. Вот радиоактивный йод выбрасывается, изотопы. И у нас очень много спрашивали: «Что происходит?»

А. ОНОШКО: Да!

А. КРАЙНИЙ: У нас работало 4 судна, несколько месяцев мониторили ситуацию. Мы раз в 6 часов брали анализы воды, воздуха и рыб на анализ, смотрели, что происходит. Слава Богу, ничего не произошло. Т. е. для нас опасности нет никакой. Там течения так проходят, что все это от Хонсю летит скорее к американцам. Но опять-таки, масса такая и возможности регенерации такие у Тихого океана, что все переработано, последствий никаких нет.

А. ОНОШКО: Вопрос про… Вот возвращаясь к British Petroleum, знаете, наверное, ходит интернет-легенда про то, что Гольфстрим-то потух, его нет. Это правда?

А. КРАЙНИЙ: Ну, его не нет. Остывает.

А. ОНОШКО: Это правда, да?

А. КРАЙНИЙ: Ну, ученые говорят, что да, остывает. Дело в том, что остывать он может еще долго. Вы знаете, опять-таки…

А. ОНОШКО: Это значит, что Архангельск замерзает. Т. е. для нас-то какие последствия?

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, скорее для Норвежцев будут последствия, чем для нас. Так на самом деле. Немного нам того тепла доставалось, если честно. От Гольфстрима. Архангельск, к слову сказать, Двина и так замерзает. И замерзала всегда. Там не судоходства зимой. Поэтому как раз страшного ничего нет, а потом, понимаете, вот много очень разговоров по поводу потепления или похолодания. Да?

А. ОНОШКО: Да.

А. КРАЙНИЙ: Вот я разговаривал с учеными с нашими, которые занимаются этими вопросами. Они говорят, что нужно взять хотя бы 50 лет. Хотя бы 50 лет. И потом посмотреть, что происходит. А на основании того, что прошлое лето было холодным, а зима теплой, или там 2 года подряд делать глобальные выводы об изменении климата на планете — ну, просто смешно. И не научно.

А. ОНОШКО: А разве у Вас нет данных даже за 100 лет? Они же есть.

А. КРАЙНИЙ: Данные есть. Но вот мы, помните, когда объявляют прогноз погоды, говорят: «Побит рекорд температурный»?

А. ОНОШКО: Да!

А. КРАЙНИЙ: Какой рекорд? 91 года. Или 38 года. Ну, и что? Ну, побит.

А. ОНОШКО: Хотела спросить, что у нас там с платной рыбалкой было. Наверное, Вам много раз задавали этот вопрос.

А. КРАЙНИЙ: Полтора года мы отвечаем на этот вопрос.

А. ОНОШКО: А кто инициатор всей этой истории?

А. КРАЙНИЙ: Я и мои коллеги. А получилось вот как, если уж еще вспомнить, еще раз, получилось вот как: депутаты Государственной думы в 2010 году, руководствуясь благими пожеланиями, благими намерениями, внесли поправку в закон «О рыболовстве» о том, что человек, приезжающий на рыболовную базу, должен приобрести путевку. Имея ввиду на самом-то деле, идея-то была в чем, что приобретая путевку, он получает не только обязанности, но и появляются права. Потому что путевка — это договор гражданский между лицом, которое предоставляет услуги, и лицом, которое услуги потребляет. Идея была хорошая. Но правоприменительная практика как всегда или зачастую в нашей стране оказалась такой, что те, кто получил участки по конкурсу, выиграл, некоторые, это было не повсеместно, конечно, поставили шлагбаумы, и за подъем шлагбаума брали 200 рублей. Хотите к воде, вот мы, это теперь наше, путевка. Рыбаки: «Нам не нужна путевка, мы никаких услуг у вас не просим». «Нет, обязаны, вот, видите, закон, мы вас обязаны обилетить». И началось «отстояли Волгу от немцев, отстоим и от вас, чиновники» и т.д. В результате всех этих перипетий, митингов, схваток в интернете, президент и премьер поочередно поручили нам разработать отдельный закон «О любительском рыболовстве». Закон был разработан, вывешен на обсуждение в интернете, на сайте фонда «Общественное мнение». И по ходу обсуждения он был, кстати, радикальным образом переработан. Это, пожалуй, единственный пример того, как закон изменился радикально.

А. ОНОШКО: Кто занимался редакторством? Вы сами смотрели?

А. КРАЙНИЙ: Мы вынесли предложения. Предложений было много. Были смешные, были дурацкие, были очень толковые предложения. Ну, понятно, что комиссия, которая смотрела эти предложения, естественно, отбирала толковые. Больше того, мы создали комиссию у себя общественную, т. е. 50 на 50. 50% чиновников, 50% общественников, в том числе организаторы митингов участвовали в этой комиссии. Да. И вот там мнения разделились. Т. е. часть людей предложила ввести карту рыбака, так, условно говоря, карту. Которая, вообще-то, существует на самом деле повсеместно во всем мире. И туда, на эту карту, вернее, приобретая эту карты, человек бы мог делать какие-то очень незначительные отчисления. Мы говорили о рубле в день. Т. е. если я хочу карты на целый год, я плачу 365 рублей. Если хочу, соответственно, на месяц, плачу 30 рублей, ну, и т.д. И предложение было какое: эти деньги аккумулировать в специальном фонде, не в бюджет их отправлять, а в специальном фонде. Из этого фонда, при том, что мы сказали: «Пожалуйста, мы даже не собираемся этим фондом управлять. Управляйте сами, создавайте организацию общественную», и из этого фонда тратить деньги на рыборазведение, на очистку наших берегов, на обнаружение браконьерских сетей и т.д. На то, что у государства, конечно, не всегда доходят руки и не всегда хватает денег на это. Хотя государство тратит деньги, кстати. И на содержание рыбоохраны, и на содержание рыбозаводов государственных, которые выпускают малька. Мы с Вами говорили об осетре и о красной рыбе, но на самом деле мы выпускаем и судака, мы выпускаем и карпа, мы выпускаем сазана, ну, и т.д. Вот. И вот тут мнения разделились категорически. 30% людей в интернете сказали, что «платить не будем никогда никому ни при каких обстоятельствах. Если вы введете платную рыбалку, будем травить рыбу карбидом». Т. е. не доставайся же ты тогда никому…

А. ОНОШКО: Я была с ними согласна, кроме последней фразы. Ну, а почему, действительно? Вы-то внутренне чью сторону?

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, какая штука. Я полагаю, что мы к этому придем. Но не сегодня. Сегодня, думаю, что мы не готовы. У нас общество устроено каким образом в целом: «Государство, дай. Государство, ты нам должно». На самом деле, на мой взгляд, государство должно защищать жизнь и достоинства гражданина, проживающего, охранять внешние границы и давать, создавать возможности для реализации того, что у вас есть внутри. Государство должно помогать тому, кто сам о себе не может позаботиться: старикам, детям, помогать пенсионерам, но когда здоровенные 55-летние мужики говорят: «Мы ничего делать не будем, вы нам должны», хочется спросить словами Андрея Платонова: «Я чиновник, да, но без меня народ не полный, я тоже часть народа».

А. ОНОШКО: А что они от Вас просили?

А. КРАЙНИЙ: Ну, «вы должны все. Вы сами должны разводить рыбу, вы должны чистить реки и озера, вы должны». Кстати сказать, что любопытно, когда многие активисты, участники митингов, организаторы митингов, мы их пригласили в рейды с рыбоохраной. Когда они походили в рейды с рыбоохраной, повытаскивали эти километры, десятки километров капроновых сетей, один из них пришел ко мне и сказал: «Я за платную рыбалку. Я пересмотрел свои взгляды». Я говорю: «Что такое?» Он говорит: «Карать, просто карать».

А. ОНОШКО: А сейчас?

А. КРАЙНИЙ: А сейчас? Нет. Во-первых, платной рыбалки нет. И в новом…

А. ОНОШКО: А когда решиться вопрос, это непонятно, смотрите, я, как человек, купила удочку, хочу пойти порыбачить куда-нибудь на Москву-реку…

А. КРАЙНИЙ: Да, пожалуйста, идите, рыбачьте.

А. ОНОШКО: Сейчас я могу это сделать.

А. КРАЙНИЙ: Совершенно спокойно.

А. ОНОШКО: Если введут эту фиш-карту?

А. КРАЙНИЙ: Не введут ее, все, забыли.

А. ОНОШКО: Забыли, не введут.

А. КРАЙНИЙ: ее нет в законопроекте. Я Вам говорю о том, что…

А. ОНОШКО: А тот, который за платную рыбалку был, как эта платная рыбалка поможет бороться с капроновыми сетями? просто не поняла.

А. КРАЙНИЙ: Это разные вещи. С браконьерством и капроновыми сетями — это дело государства, конечно. Но на эту борьбу нужны деньги. Вот о чем говорим, да? Мы говорим, что на самом деле предполагалось, что деньги от продажи фиш-карт пойдут на воспроизводство рыбных запасов, на воспроизводство, ну, т. е. на выпуск малька. И на очистку берегов. Кстати сказать…

А. ОНОШКО: У нас…

А. КРАЙНИЙ: Послушайте, Настя, у нас это все было. Самое смешное. В СССР мы все были членами Всесоюзного общества охотников и рыболовов. Мы платили взносы ежегодные. Но, кроме того, когда я, будучи совсем юным, приезжал на Можайское водохранилище, я должен был либо отработать трудодни, т. е. просто отдать трудом своим, либо заплатить за трудодни, купить трудодни у ВООиРа. И вот деньги, которое собирала общественная организация, кстати сказать, у этого Всесоюзного общества в аренде находились водоемы Московской области, все водоемы. Т. е. они были государственными де юро, но де факто управляла общественная организация. Так вот все эти общественные деньги шли на воспроизводство на самом деле.

А. ОНОШКО: Про карпа Вы обмолвились, я вот хотела уточнить, вообще Вы в магазины ходите сами лично за продуктами?

А. КРАЙНИЙ: Да, конечно.

А. ОНОШКО: А вот есть рыбные отделы и там…

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, я не могу сказать, что я хожу за продуктами, покупать продукты, делаю это чрезвычайно редко, но я очень часто хожу в магазины. И смотрю.

А. ОНОШКО: Инспектируете.

А. КРАЙНИЙ: Ну, не инспектирую. Я смотрю.

А. ОНОШКО: Смотрите.

А. КРАЙНИЙ: Конечно. И делаю выводы. Я только на рыбные отделы. Остальное мне не очень интересно. Да.

А. ОНОШКО: Да, я про рыбные хотела у Вас спросить. Вот там появились некоторое количество времени назад у нас такие вот бассейны, как они? Не бассейны.

А. КРАЙНИЙ: Бассейны.

А. ОНОШКО: Аквариумы.

А. КРАЙНИЙ: Есть аквариумы, есть бассейны.

А. ОНОШКО: И там, значит, эти карпы несчастные.

А. КРАЙНИЙ: Почему несчастные?

А. ОНОШКО: Я хотела сказать, периодически там с облетевшей шелухой со своей.

А. КРАЙНИЙ: Зеркальной. Чешуей. Ничего страшного. Ну, друг об друга там ободрались. Поверьте мне, на потребительских качествах этой рыбы абсолютно это не сказывается. То, что у нее там…

А. ОНОШКО: Они не болеют?

А. КРАЙНИЙ: Нет. У зеркального карпа просто такая вот чешуя, что быстро слетает. Очень нравится хозяйкам, чистить легко. Я очень люблю карпа жареного, очень люблю. И могу Вам сказать. Что стараюсь, ну, ежедневно, нет, конечно, но еженедельно.

А. ОНОШКО: Как Вы жарите? Жареный как?

А. КРАЙНИЙ: Просто жареный карп, порезанный кусками, в муке обваляли, да. И до корочки зажаренный. Все очень просто и очень вкусно. С луком, естественно.

А. ОНОШКО: Лук как? Отдельно?

А. КРАЙНИЙ: Пассируют, да.

А. ОНОШКО: Пассируют отдельно. Понятно.

А. КРАЙНИЙ: Так.

А. ОНОШКО: Спасибо. Вопрос у меня про химию и жизнь. Вот фармацевтическая компания, я была в Корее, там про успешный бизнес рассказывали, фармацевтическая компания открыла параллельно, значит, бизнес в России, в Ростовской области выращивает огурцы с помидорами. И вот они дальше рассказывают. Я задумалась: фармацевтическая компания выращивает огурцы с помидорами. Ну, понятно, что все это химия. И что, наверное, у них есть какая-то форма, они, наверное, какие-то придумали для борьбы с какими-то жучками и там выращивают.

А. КРАЙНИЙ: Да.

А. ОНОШКО: Есть такие страшилки и по поводу кур, которых кормят гормонами.

А. КРАЙНИЙ: ГМО есть еще.

А. ОНОШКО: А еще есть, в молоко добавляют что-то, чтобы оно не скисало. Вот такие вещи. Про рыбу что Вы можете сказать? Есть какие-то препараты, которые Вам известны? Используются? Или совсем никак нельзя?

А. КРАЙНИЙ: Нет, почему? Выращенная рыба, которую выращивают, конечно, используется химия. Вот, например…

А. ОНОШКО: Мальков, Вы имеете ввиду, выращивают? Или карпов?

А. КРАЙНИЙ: Нет, ну, что Вы! Да нет. Ведь у нас химия не используется по причине того, из-за того, что мы на 20 лет отстали, мы в результате оказались впереди планеты всей.

А. ОНОШКО: По экологичности.

А. КРАЙНИЙ: У нас абсолютно экологически чистая рыба, у нас ее ничем не кормят. Рыбу кормят, если она начинает болеть, антибиотиками, выращенную рыбу: форель, семга.

А. ОНОШКО: А какие? Давайте, перечислим.

А. КРАЙНИЙ: Это всегда большая тайна производителей. Я не могу Вам сказать, конкретно чем они их кормят.

А. ОНОШКО: Ну, да.

А. КРАЙНИЙ: Но ясно одно: выращенная рыба подвержена заболеваниям, подвержена эпизодическим заболеваниям, т. е., грубо говоря, заболела одна, учитывая, что они содержаться в сотках, могут заболеть все. И, конечно, это всегда, в любой нормальной стране, это всегда предмет очень пристального внимания ветеринарно-санитарных врачей, санитарно-ветеринарных, как бы они там не назывались. Но у нас в силу нашей отсталости… У нас то же самое с холодильниками произошло. Ну, у нас были холодильники постройки 70-х годов.

А. ОНОШКО: Да.

А. КРАЙНИЙ: Затем весь мир в 90-е годы, в начале 2000-х годов перешел на фреон. Фреоновые холодильники суперсовременные, у нас практически их нет.

А. ОНОШКО: А у нас что?

А. КРАЙНИЙ: Ну, там другие охладители, не фреон. В результате весь мир начал говорить про озоновые дыры, бороться с фреоном, начали появляться, наверняка Вы видели, освежители воздуха без фреона. И весь мир начал закрывать фреоновые холодильники.

А. ОНОШКО: А у нас их как не было, так и нет.

А. КРАЙНИЙ: А у нас, да.

А. ОНОШКО: Чудесно.

А. КРАЙНИЙ: Оказались в первом ряду.

А. ОНОШКО: Вообще холодильников нет.

А. КРАЙНИЙ: Нет, у нас холодильники есть. Мы оказались в первом ряду тех, кто борется против разрушения атмосферы. Я говорю про холодильники промышленные, а не холодильники, которые дома стоят. Вот в моей речи слово «холодильник» имеет значение, там, пятитысячный холодильник, десятитысячный холодильник. Так вот, возвращаясь к рыбе, значит, малек ничем не кормится. Абсолютно. А нет никакого смысла. Зачем? Когда он вырастает, если говорить о красной рыбе, до 1-2 грамм — все, это довольно быстро происходит. Его выпускают дальше. А в природе, ну, какая химия в природе?

А. ОНОШКО: Все понятно. Развеяли. Дальше про икру хотела спросить и про страну происхождения, упаковку. Слышали истории, когда везут, например, икру откуда-то, она там, условно, по дороге может тухнуть и все, что угодно, что-то там с ней происходит. А потом ее, например, пакуют где-то под Москвой, фасуют. И продают. На банке написано, что город Новомосковск, там, не помню, где-то есть места, где их пакуют. И как бы город происхождения получается где-то под Москвой.

А. КРАЙНИЙ: Да. Есть такое.

А. ОНОШКО: Есть икра, на которой написано, что это Владивосток. Есть икра, которую в магазинах продают из каких-то кадушек на развес.

А. КРАЙНИЙ: Да.

А. ОНОШКО: Вот Ваши рекомендации: какая икра лучше? Верить тому, что пишут?

А. КРАЙНИЙ: На самом деле, если Вы возьмете банку жестяную икры, посмотрите, на донышке выбит ряд цифр. Первый ряд, их два ряда цифр, первый ряд — это число, месяц и год изготовления. Второй ряд — это номер завода. Каждый завод в России имеет свой номер порядковый, по которому можно разыскать. И, соответственно, надпись, город, там, район.

А. ОНОШКО: Русскими буквами.

А. КРАЙНИЙ: Обязательно русскими. Это требование закона. Пишут!

А. ОНОШКО: Я к тому, что не цифры, да.

А. КРАЙНИЙ: Ну, слушайте, если написано… Давайте так: конечно, потребитель российский должен быть небольшим специалистом. Небольшим — я имею ввиду, не в плохом смысле этого слова, но хоть сколько-нибудь специалистом. Он должен понимать, что наша путина начинается в июне. Июнь, июль, август, сентябрь, а в октябре она заканчивается практически. В ноябре уже ничего и нет. Следовательно, он должен смотреть, чтобы икра была произведена в те месяцы, когда идет путина.

А. ОНОШКО: С июня по октябрь.

А. КРАЙНИЙ: С июня по октябрь. Ну, край по ноябрь. Это первое. Второе: конечно же, гораздо лучше, если вы покупаете икру в банках жестяных. Конечно, нужно покупать, если вы покупаете икру в банках, сейчас скажу, в развесной, конечно же, надо покупать из тех регионов, где, собственно, эта красная рыба водится. Это Камчатка в первую очередь, это номер один регион по красной рыбе, самое большое количество ловит Камчатка и Сахалин. Немножко Приморский край, Магадан и Хабаровский край. Вот, наверное… Да, Чукотка совсем чуть-чуть, но на Чукотке нет заводов. Т. е. человек должен понимать, что если написано «Магадан», то это нормально. Если написано «Калуга», ну, это уже надо задуматься.

А. ОНОШКО: Оно будет дешевле, да, но все равно будет своего потребителя искать. А что же с развесной?

А. КРАЙНИЙ: Хорошая икра, как правило. Во-вторых, в нормальном магазине вам должны дать попробовать икру. Не должно быть запаха рыбьего жира и вкуса рыбьего жира не должно быть у икры. Не должно быть никаких кислинок, горчинок. А икра развесная ведь может быть не только красной рыбы, икра развесная может быть форелевая. Т. е. если форель российская, карельская, выращивается товарным способом, то из нее получают икру, ее продают. Это нормально. Вообще, конечно, когда Вы видите икру, Вы можете, ну, как бы по виду определить, насколько она хороша. Любая хозяйка, мне кажется. Почему?

А. ОНОШКО: Они разного цвета, одни поменьше, другие икринка к икринке.

А. КРАЙНИЙ: Икра нерки маленькая и темно-красная, понятно, да? Горбушовая икра большая и оранжевого цвета. Но, просто если она хорошая, не может плохое выглядеть красивым. Ну, как правило, моя идея. Да? Вот как блюдо бывает, но чрезвычайно редко. В основном, если блюдо красивое, ну, красиво выглядит тарелка борща, по идее он должен быть хорошего качества, хорошего вкуса.

А. ОНОШКО: Интересный у Вас способ, да, понятно.

А. КРАЙНИЙ: На самом деле, как это ни смешно, но есть, конечно, инструментальные способы проверки, можно отправить в институт, лабораторию, но очень точный и верный способ проверки свежести и рыбы, и икры — органолептические.

А. ОНОШКО: Понюхать и попробовать.

А. КРАЙНИЙ: Понюхать, попробовать, посмотреть на глаза рыбы. Если они впалые, глаза, тусклые, безжизненные совсем, значит, рыба давно лежит, она размороженная. Понимаете? В жабры заглянуть.

А. ОНОШКО: Понятно, да.

А. КРАЙНИЙ: Ну, нажмите на рыбу, отпустите. Мы говорим о свежей рыбе. Если вмятина остается, то рыба наверняка давно лежит уже. Т. е. упругость должна быть. Ну, и т.д. Поэтому, икра развесная, Вы можете ее попробовать, и, поверьте, всякий человек определит, хорошая она или нехорошая. Нравится — значит, хорошая.

А. ОНОШКО: Что с рыбными магазинами? Вы говорили про возрождение этих сетей. Вы говорили, что Росрыболовство само по себе не может к этому иметь отношение.

А. КРАЙНИЙ: Ну, мы государственная организация, мы федеральная распределительная власть. Не будем заниматься открытием магазинов как таковым. Это не наше. Вы знаете, какая вещь, меня упрекают в заинтересованности, я хочу сказать: да, у меня есть заинтересованность. Личная. Только личная моя заинтересованность заключается в том, что я хочу, чтобы жители России и в первую очередь Москвы, потому что все-таки это самый большой город и столица, имели возможность купить много разнообразной рыбы на любой кошелек. Вот в этом моя заинтересованность. И я буду помогать любой компании, которая придет с подобного рода проектом. Я могу сказать, я совсем недавно, две недели назад возил журналистов, пригласил их. У меня много спрашивают: «Где же «Океаны»?» Я говорю: «Поехали, показываю». Магазин «Новый океан», улица Серпуховской вал, дом 3. «Новый океан» там, где был «Нептун» когда-то, советский магазин. Две очаровательные женщины, одна 28 лет занимается этим бизнесом, другая 20, открыли сумасшедший магазин. Просто сумасшедший.

А. ОНОШКО: Серпуховской…

А. КРАЙНИЙ: Вал, дом 3. Поверьте мне, как профессионалу. Т. е. почему, чем он хорош?

А. ОНОШКО: Подождите, они бизнесом занимаются 28 лет? Т. е. им уже лет по 48.

А. КРАЙНИЙ: Да. Нет, девчонки, они занимались этим еще в СССР этим. Так вот, понимаете, конечно, магазин 230 метров, но, небольшой совсем, но, в этом магазине от 400, ну, в зависимости день ото дня, до 600 наименований продукции. Там донские раки продаются, там продается омуль нескольких видов, Там продаются миноги лучшие в мире, на мой взгляд, копченые фантастические. Ну, словом, понимаете, для взыскательного глаза, ну, это просто праздник. Праздник души. Притом, когда я с этими женщинами разговариваю, я никакого отношения к ним не имею. Я просто рад, что этим занимаются. У них глаза горят, когда они о рыбе рассказывают. Понимаете? Они любят это дело. Они имеют отношение с 500 поставщиков. Вы можете себе представить? 500 поставщиков на такой маленький магазинчик? Н, когда люди любят… А потом, знаете…

А. ОНОШКО: У меня вопрос.

А. КРАЙНИЙ: Настя, я очень люблю людей и всегда поддерживаю тех, кто созидает, создают что-то. Потому что очень приятно, когда меня приглашают на закладку киля нового, на открытие, там, магазина «Океан».

А. ОНОШКО: Понятно.

А. КРАЙНИЙ: Конечно. К любому поеду. Или мне говорят: «Вы лоббируете интересы одной, там, компании». Не буду уж называть ее, чтобы не было рекламы, потому что эта компания в рекламе не нуждается. Компания, которая занимается тем, помимо, ей принадлежит ряд ресторанов в Москве рыбных, но она занимается еще тем, что возит свежую рыбу самолетом с Сахалина 3 раза в неделю. Я говорю: «Слушайте, если кто-нибудь рядом встанет с этой компанией, то я буду поддерживать еще и эту компанию. Пять будет компаний, буду пять поддерживать». Но когда человек… Самое любопытное, они же не только крабов возят, они возят навагу, которая, да, самолетом, свежая.

А. ОНОШКО: Но она недорогая, навага.

А. КРАЙНИЙ: Ну, 120 рублей они ее продают. Она совсем недорогая, она стоит 20 рублей, но, извините, 30 рублей стоит ее довезти сюда, самолет. Ну, как же я не буду таким людям помогать?

А. ОНОШКО: Ну, да. Прям невозможно. Всем мы готовы помочь, поддержать, да. Правда, иногда удручает, что все-таки вот рыбные рестораны, Вы сказали, в некоторых просто дорого.

А. КРАЙНИЙ: Дорого. А. ОНОШКО: Это дорогая вообще еда. Мы притом, что окружены морями…

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, какая штука, Насть, во-первых, у нас много разной рыбы. Есть рыба дешевая. Очень дешевая.

А. ОНОШКО: Но не вкусная. Спасибо.

А. КРАЙНИЙ: Здрасьте, Вам. Что это она не вкусная? Когда-то я показал журналистам на очень вкусную и очень дешевую рыбу. Я в «Комсомольце московском» провел, придумал, называется «Пресс-ланч». Я их собрал на пресс-конференсию, попросил коллег из одного ресторана… Какие они мне коллеги? Соратники по рыбе, попросил повара, они принесли какую-то жаровню, сковородки и пожарили несколько килограммов мойвы.

А. ОНОШКО: И всем понравилось?

А. КРАЙНИЙ: Слушайте, не то, что понравилось, эта рыба как семечки, от нее оторваться невозможно. При этом в то время эта рыба на причале Мурманска стоила 6 рублей килограмм! Вот Вам цена.

А. ОНОШКО: Про корюшек хотела узнать.

А. КРАЙНИЙ: Давайте.

А. ОНОШКО: Во-первых, говорят, что у нас какая-то проблема с корюшкой, что переотравлен слишком Финский залив, и что…

А. КРАЙНИЙ: Ну, знаете, какая штука, у нас не то, чтобы залив переотравлен Финский, у нас, мы постоянно ведем борьбу, о которой не знает пресса, с коллегами, которые там что-то строят в Питере, ну, то морской фасад они строят, в Санкт-Петербурге, то еще что-то строят, и они все время пытаются продавить нас, там, включив в самого разного рода механизмы, учитывая. Что у нас очень много люде из Питера, выходцев в правительстве. И не только в правительстве.

А. ОНОШКО: А всем плевать, да?

А. КРАЙНИЙ: Нет. Вот что интересно, продавить возможность работы во время нереста корюшки. И у меня были разговоры, когда такие есть аппараты, знаете, еще, по-моему, со времен Сталина, цвета слоновой кости с гербом, советским, начинает звонить телефон, и по уровню поднимается. Сначала губернатор, потом, не знаю, спикер Госдумы.

А. ОНОШКО: Это Ваше спрашивают разрешение?

А. КРАЙНИЙ: Нет! Потом, там, звонит вице-премьер, потом глава администрации президента. И все с одним вопросом: «Твои инспектора занимаются вымогательством денег, коррупция». Я: «Подождите, какая коррупция? Что случилось?» «Вот они не дают разрешение на добычу песка на Лондонской отмели». Я говорю: «Ну, правильно не дают, нерест корюшки идет, — говорю. — Слушайте, вы все питерские, коллеги? Вы хотите, чтобы при вас эта рыба исчезла с лица земли?»

А. ОНОШКО: Что говорят?

А. КРАЙНИЙ: «Нет, не хотим». Я говорю: «Иван Грозный запрещал в колокола бить во время нереста рыбы, а вы хотите экскаваторами мутить воду? Не дам». Вопрос исчерпан. Но, поверьте, кроме питерской, у нас еще есть сахалинская корюшка. Чрезвычайно вкусная.

А. ОНОШКО: Вот. Я хотела спросить, а откуда круглый в «Ашане», не буду говорить, один из «Ашанов», куда я хожу, там круглый год корюшка по 246 что ли рублей, я ее периодически беру. Откуда она? Она не такая, как питерская. Не пахнет огурцом.

А. КРАЙНИЙ: Конечно. Во-первых. Почему? Она же мороженая? Или вяленая?

А. ОНОШКО: Свежая. Ну, лежит, по крайней мере, имеет вид свежей.

А. КРАЙНИЙ: Значит, Вас, к сожалению, обманывают. «Ашан», дадите адресок, съездим с Геннадием Григорьевичем Онищенко, посмотрим.

А. ОНОШКО: А меня возьмете?

А. КРАЙНИЙ: С удовольствием возьмем. Я объясню, почему. Потому что вся рыба есть путийная, она ловится в январе, условно, и не ловится в июле. Либо нельзя ловить по биопоказателям, либо вообще она не собирается в промысловые скопления, так это называется. Поэтому делают так: морозят корюшку, морозят во время путины в больших количествах, потом дефростируют, т. е. размораживают.

А. ОНОШКО: Хорошо. Ну, проверим тогда все вместе.

А. КРАЙНИЙ: Давайте.

А. ОНОШКО: Давайте немножко отвлечемся от рыбы.

А. КРАЙНИЙ: Давайте.

А. ОНОШКО: Давайте перейдем на Ваши хобби. Потому что в Википедии написано про Вас, во-первых, что Вы интересуетесь историей живописи. Это правда?

А. КРАЙНИЙ: Правда.

А. ОНОШКО: А это значит, что Вы покупаете старые картины антикварные? Или Вы просто интересуетесь живописью?

А. КРАЙНИЙ: Во-первых, историей живописи можно интересоваться и не будучи коллекционером, согласитесь.

А. ОНОШКО: Я сначала так и подумала, а потом я подумала, что…

А. КРАЙНИЙ: К слову сказать, не так давно посетил невероятно интересную выставку, которую один из моих знакомых устраивал. Такая, серьезная выставочка. «Аппокалипсис в иллюстрациях Альберта Дюрера», допустим. Гравюры дюреровские были. Я очень люблю староголландцев. И Вы знаете, я их люблю очень давно. Когда мне было лет 14, я увидел… Да, наверное, 14 лет, ну, во-первых, малые голландцы называются малыми голландцами, потому что они стали рисовать для бюргерских домов, а не для дворцов. По размерам. Но не только по размерам там, у мастеров есть и большие полотна, но, тем не менее…

А. ОНОШКО: Первый, кто рисовал на заказ.

А. КРАЙНИЙ: Да! Это искусство на продажу. Это не итальянцы, которые рисовали только графов и князей. Так вот. В 17 лет я увидел картину Питера Брейгеля старшего «Охотники на снегу». Я заболел абсолютно этой картиной. Две было картины.

А. ОНОШКО: Вы увидели репродукцию.

А. КРАЙНИЙ: Да, конечно, репродукцию. Меня это… Перевернули мое сознание. «Купание красного коня» Петрова-Водкина и «Охотники на снегу» Питера Брейгеля старшего. Ну, не знаю, вот попало, совпало. У меня очень простой принцип отбора картин, ну, т. е. когда я смотрю на картину, я спросил у директора, он сказал, абсолютно правильно: «нравится — не нравится». Вот это самое точное. Есть химия между тобой и произведением, или нет химии. Поэтому я очень люблю Брейгеля. И старшего, и младшего. Питера. Потому что у наго старший сын Питер, младший сын Ян Брейгель — бархатный, так называемый. И в 14 лет я вынашивал идею, т. е. я ходил в Третьяковскую галерею, смотрел на «Купание красного коня» и все думал, как же его стащить, ту картину.

А. ОНОШКО: Боже мой!

А. КРАЙНИЙ: Да. В результате ограничился тем, что на первом этаже Третьяковки купил большую репродукцию, повесил ее на стену и с тем успокоился. Но люблю до сих пор. Это темя часа на полтора.

А. ОНОШКО: А Вы увлекаетесь покупкой?

А. КРАЙНИЙ: Я не очень понимаю современное искусство, если честно.

А. ОНОШКО: Но оно очень разное.

А. КРАЙНИЙ: Согласен. Оно очень разное, очень большое.

А. ОНОШКО: Американские фотореалисты…

А. КРАЙНИЙ: Ну, Вы знаете, очень тяжело. Во-первых, нужно время специальное. А что касается старых мастеров, то базу, фундамент знаний своих, да? Я смею надеяться, что хоть сколько-нибудь понимаю в этом, я закладывал все-таки в школе, когда время было. А сейчас ходить на выставки — это надо читать еще, кроме того, что ходить на выставки. Чтобы разбираться в этом вообще. Потому что многообразие имен колоссальное абсолютно. Ну, что-то вот раз, мелькнуло там, было. А где ж это было-то? А был в Брюсселе, да. Мы летали делегацией. Тогда еще премьером был Владимир Владимирович Путин. С местными проводили переговоры. Улучил время, была возможность сходить с музей брюссельский. Посмотрел на Рене Магритта с огромным удовольствием.

А. ОНОШКО: Любите Магритта?

А. КРАЙНИЙ: Очень. Поэтому не могу сказать, что только старые мастера. Нет. Очень точечно, Вот, знаете, то, что попадается. Специально не ищу.

А. ОНОШКО: Понятно. Про литературу там тоже написано, в Википедии. Классическая и современная литература. Прям как в хорошей какой-нибудь советской анкете.

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, какая штука, я могу сказать, что читаю очень много. Читаю ночью. Потому что некогда читать больше. А так я читаю сто страниц в час, довольно много литературы проглатываю.

А. ОНОШКО: Вы осваивали какую-то методику специальную?

А. КРАЙНИЙ: Это очень просто, на самом деле. Есть методика, конечно.

А. ОНОШКО: Бывает, человек страницу видит сразу. Нет? Три строчки?

А. КРАЙНИЙ: Страницу — нет. Я вижу строчек пять, наверное, сразу. Я даже не ысе слово читаю.

А. ОНОШКО: А сколько страниц Вы читаете?

А. КРАЙНИЙ: За час? Сто. Это нормально. Есть, могу всем посоветовать слушателям, и Вам, Настя, Вы читаете и в это время про себя считаете от одного до десяти. А потом пытаетесь рассказать себе, что Вы прочитали. Т. е. что происходит, почему мы медленно читаем? Мы текст проговариваем мысленно, который читаем. А этого не надо делать. Из глаз — сразу в мозг. Вот Вы будете читать в пять раз быстрее сразу, когда отучитесь от привычки проговаривать про себя.

А. ОНОШКО: Что можете посоветовать? Что почитать? Сейчас вот длинные такие выходные впереди.

А. КРАЙНИЙ: «Snuff».

А. ОНОШКО: А если уже прочли? Что еще? Из современного что на Вас произвело впечатление?

А. КРАЙНИЙ: Из какого современного? «Машинка Элли» почитайте.

А. ОНОШКО: Понравилось. А все уже знают, кто автор, конечно.

А. КРАЙНИЙ: А кто? Я не знаю, кто автор.

А. ОНОШКО: Ну, давайте я Вам скажу.

А. КРАЙНИЙ: Ну, автор не признается.

А. ОНОШКО: Вам понравилось, правда?

А. КРАЙНИЙ: Интересно.

А. ОНОШКО: Интересно, потому что Вы знаете, кто автор или интересно само по себе?

А. КРАЙНИЙ: Нет. Ну, понимаете, какая штука? Это была первая книжка. «Околоноля». И вот там было интересно начать читать, потому что я знаю, кто автор. А вторая книжка — нет, просто интересно. Очень любопытный автор сам по себе. Такое, знаете, соединение несоединимого. Человек, который, ну, как мы думаем, кто автор

А. ОНОШКО: Натан Дубовицкий. Это я для радиослушателей. В интернет пойдете — посмотрите.

А. КРАЙНИЙ: Человек, который является большим чиновником, мне вообще нравятся люди разносторонние. Если он успевает а) писать, б) делать это интересно для окрыжающих.

А. ОНОШКО: Слушайте, я была в ужасе от «Околоноля», потому что я именно, осознавая, что это человек, который изнутри все это видит, вот эти бани, вот все вот это, это же…

А. КРАЙНИЙ: Я Вас отошлю к цитате Льва Николаевича Толстого. Успокойтесь, Настя. Как сказал Лев Николаевич Толстой, в искусстве все правда, но не вся правда. Поэтому, я полагаю, что речь идет все-таки о гиперболах, о преувеличениях художественных и т.д.

А. ОНОШКО: А узнаваемость. Прописано так, как будто практически…

А. КРАЙНИЙ: Вы говорите так, как будто Вы там присутствовали. «Все узнаваемо». Не знаю. Для меня не очень узнаваемо, например.

А. ОНОШКО: Для Вас нет. У Вас другая жизнь. А Вы, кстати, любите вот этот вот образ русского отдыха: вот, баня, охота, музыка какая? Шансон.

А. КРАЙНИЙ: Знаете, на самом деле так: я байкер. Поэтому у меня в мотоциклах музыка самая разнообразная. Там почти нет шансона. Ну, может быть один процент из ста. А все остальное — это роклассика по большей части, начиная от бизнеса там, и поехали. Там и Led Zeppelin, и не знаю.

А. ОНОШКО: А из нового слушаете что-нибудь?

А. КРАЙНИЙ: Нет практически. У меня дети слушают, подсовывают что-то, рассказывают. А что касается любимых занятий русских, я очень люблю баню зимой. Я не очень понимаю, как можно ходить в баню летом, для меня это немножечко странно. Для меня баня ассоциируется все-таки со снегом, с прорубью.

А. ОНОШКО: Выскочить.

А. КРАЙНИЙ: Выскочить, да. Классная штука. Ну, не могу сказать, что я там профессионал. Нет. Время от времени. Изредка. Я очень люблю охоту. Очень люблю охоту.

А. ОНОШКО: А на кого? Вы на кого-то определенного или вообще?

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете, я люблю охоту не за это. Я люблю охоту за редкую возможность побыть просто на не загаженном цивилизации клочке.

А. ОНОШКО: Ну, так можно в Гималаи съездить.

А. КРАЙНИЙ: Вы знаете. Я на охоту-то езжу за счет собственных выходных или за счет собственного выходного. Какие Гималаи? О чем Вы говорите? Только вместе с президентом, если он пошлет.

А. ОНОШКО: Пожелаем в новом году нам всем возможности того, и другого, и третьего отдыха. Всем спасибо. Это был Андрей Крайний — руководитель Росрыболовства.